Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]
Воцарилось казавшееся вечностью молчание.
Пол внимательно разглядывал Чилдэна. Одна его бровь приподнялась слегка, чуть искривились в улыбке тонкие губы.
— Я требую, — сказал Чилдэн. Это все. На большее он чувствовал, что не способен. Он просто ждал.
Пожалуйста, взмолился он. Ну помогите мне.
— Простите, что я ошибся в своей самонадеянности, — произнес Пол и протянул руку.
— Вот и прекрасно, — ответил Роберт Чилдэн.
Они пожали друг другу руки.
Удивительное спокойствие снизошло на душу Чилдэна. Я пережил это. Я остался цел и невредим. Все кончено. Бог милостив; он не обошел меня в нужный момент своим вниманием. В другой раз все может получиться совершенно иначе. Смогу ли я отважиться еще раз, можно ли еще раз так искушать судьбу? Вероятнее всего, нет.
Ему взгрустнулось. На короткий миг он будто поднялся на поверхности и увидел себя свободными.
Жизнь коротка, подумал он. Искусство или еще что-нибудь, только не жизнь, могут жить долго, простираясь в бесконечность, как бетонная лента шоссе. Равная, белая, нераздираемая пересечениями. Вот я стою перед нею. Но это уже все.
Взяв маленькую коробочку, он положил ее вместе с ювелирной вещицей фирмы «Эдфрэнк» во внутренний карман своего пальто.
12
— Мистер Тагоми, — произнес Рамсэй, — это мистер Ятабе. — Он удалился в угол кабинета, а вперед вышел невысокий старичок.
Протянув руку, Тагоми сказал:
— Я очень рад встретиться с вами лично, сэр. — Легкая, хрупкая рука пожилого господина скользнула в его ладонь. Он осторожно слегка пожал ее и тут же отпустил, надеясь, что ничего не сломал. Тагоми внимательно всматривался в черты лица пожилого господина и остался доволен тем, что увидел. Такой твердый, ясный взгляд, в глазах ни малейшего ослабления умственных способностей. Во всем облике ощущалась прочность старинных традиций. Лучшее качество, которым в состоянии похвастаться старость… И вот тут-то он понял, что перед ним стоит генерал Тедеки, бывший начальник имперского генерального штаба.
Тагоми низко поклонился.
— Генерал, — только и вымолвил он.
— А где третья сторона? — спросил генерал Тедеки.
— Сейчас прибудет, он уже близко, — сказал Тагоми. — Я лично позвонил ему в гостиницу. — В голове у него шумело, в низкой согбенной позе он отступил на несколько шагов назад, чувствуя, что вряд ли в состоянии будет выпрямиться.
Генерал сел. Мистер Рамсэй, все еще в неведении относительно личности пожилого господина, помог ему, пододвинув стул, но не выказывал особой почтительности. Тагоми нерешительно занял место напротив генерала.
— Мы зря теряем время, — произнес генерал. — Прискорбно, но неизбежно.
— Верно, — согласился Тагоми.
Прошло десять минут. Никто из них не нарушал молчания.
— Извините меня, сэр, — произнес, засуетившись, наконец Рамсэй. — Я удалюсь, если позволите.
Тагоми кивнул, и Рамсэй покинул кабинет.
— Чай, генерал? — спросил Тагоми.
— Нет, сэр.
— Сэр, — произнес Тагоми, — я должен признаться в том, чего боюсь. Я ощущаю в этой встрече нечто, внушающее ужас.
Генерал склонил голову.
— Мистер Бейнс, которого я встречал, — продолжал Тагоми, — и принимал у себя дома, называет себя шведом. Однако при более близком рассмотрении я убедился в том, что на самом деле это, по всей вероятности, весьма высокопоставленный немец. Я это говорю, потому что…
— Пожалуйста, продолжайте.
— Благодарю вас. Генерал, его взволнованность относительно задержки этой встречи побудила меня сделать заключение, что она вызвана политическими неурядицами в Рейхе. — Тагоми тактично не уведомил его о том, что ему известен другой факт — неприбытие генерала в заранее обусловленное время.
— Сэр, — произнес генерал. — Сейчас в излагаете свои предположения. Меня же интересуют только достоверные факты. — В его глазах на мгновенье загорелся почти отеческий блеск. В них не было злобы или неудовольствия.
Тагоми учел это замечание.
— Сэр, мое присутствие на этой встрече — простая формальность, чтобы сбить со следа нацистских ищеек?
— Естественно, — сказал генерал. — Мы заинтересованы в поддержании определенной фикции. Мистер Бейнс является представителем «Тор-Ам Индастриз» в Стокгольме, сугубо деловой человек. А я — Синиро Ятабе.
А я — мистер Тагоми, подумал Тагоми. Такова моя участь.
— Нацисты, безусловно, скрупулезно следят за всеми передвижениями мистера Бейнса, — сказал генерал. Руки его покоились на коленях, а туловище держалось так прямо, будто аршин проглотил… — И чтобы разоблачить эту фикцию, им придется прибегнуть к соблюдению буквы закона. В этом истинная цель нашей маскировки — не ввести их в заблуждение, но потребовать выполнения всех подобающих данному случаю формальностей в том случае, если участники встречи будут разоблачены. Вы, например, понимаете, что их интересует гораздо большее, чем просто убийство мистера Бейнса… Пристрелить его они могли бы независимо от того, было ли у него это фиктивное прикрытие или нет.
— Понимаю, — сказал Тагоми. — Похоже на какую-то игру. Но в Токио хорошо известен образ мышления нацистов. Поэтому, как я полагаю, в этом есть определенный смысл.
На столе зажужжал интерком.
— Сэр, — раздался голос Рамсэя, — мистер Бейнс здесь. Пропустить его?
— Да! — выкрикнул Тагоми.
Дверь отворилась, и мистер Бейнс, одетый во все с иголочки, в великолепно сшитом и тщательно отутюженном костюме, подтянутый, уверенный в себе, вошел в кабинет.
Генерал Тедеки поднялся, чтобы поздороваться с ним. Тагоми тоже встал. Все трое раскланялись.
— Сэр, — обратился Бейнс к генералу. — Я — капитан Рудольф Вегенер из контрразведки военно-морских сил Рейха, как вам дано было понять, я не представляю никого, кроме себя самого и определенной группы частных лиц, имена которых я не имею права называть, как не представляю и какое-либо министерство или управление правительства Рейха.
— Герр Вегенер, — заявил генерал, — я понимаю, что вы никоим образом не являетесь официальным уполномоченным одного из учреждений правительства Рейха. Я здесь — неофициально частное лицо, о котором благодаря его прежнему положению в императорской армии можно сказать, что оно имеет доступ к определенным кругам в Токио, которые желают услышать все, что бы вы не соизволили высказать.
Весьма таинственные речи, подумал Тагоми. — Но не враждебные. Что-то в них было почти музыкальное. Содержали какое-то освежающее облегчение для каждой стороны.
Все участники встречи сели.
— Без какой-либо преамбулы, — начал мистер Бейнс, — мне хочется проинформировать вас и тех, к кому вы имеете доступ, о том, что в Рейхе находится уже на завершающей стадии разработка программы под кодовым названием «Левенцан». Одуванчик.
— Да, — сказал генерал, кивнув, как будто это было уже известно и раньше, но Тагоми тут же понял, что он с нетерпением ждет продолжения рассказа.
«Одуванчик», — продолжал Бейнс, — это прежде всего инцидент на границе между Скалистогорными Штатами и Соединенными Штатами.
Генерал кивнул, слегка улыбнувшись.
— Если войска США подвергнутся нападению, они ответят тем, что пересекут границу и откроют огонь по регулярным войскам СГШ, расквартированным поблизости. Войска США располагают подробными картами с указанием размещения подразделений средне-западной армии. Шаг номер два заключается в заявлении Германии относительно этого конфликта. Отряд добровольцев-десантников вермахта будет послан на помощь США. Но и это лишь очередная маскировка.
— Да, — произнес генерал, внимательно слушая.
— Главной целью «Операции „Одуванчик“», — произнес Бейнс, — является массированное ядерное нападение на острова Метрополии без какого-либо предварительного уведомления. — Сказав это, он надолго замолчал.
— С целью уничтожения императорской семьи, армии береговой обороны, большей части имперского флота, гражданского населения, промышленности, ресурсов, — продолжил генерал Тедеки. — Оставив нетронутыми заморские владения для поглощения их Рейхом.
Бейнс продолжал молчать.
— Что еще? — спросил генерал.
Бейнс, казалось, язык проглотил.
— Дата, сэр, — произнес генерал.
— Все изменилось, — сказал Бейнс. — Из-за смерти Мартина Бормана. По крайней мере, я так полагаю. Сейчас у меня нет связи с абвером.
Помолчав некоторое время, генерал произнес:
— Продолжайте, герр Вегенер.
— Мы рекомендуем, чтобы японское правительство с пониманием относилось к внутреннему положению Рейха. Или, по крайней мере, к тому, с чем я сюда прибыл. Определенные группировки в Рейхе благосклонно относятся к «Операции „Одуванчик“»; некоторые — против ее осуществления. Были надежды на то, что противники ее могут прийти к власти после смерти канцлера Бормана.